….. ///// …..
Когда человек живет обычной человеческой жизнью — в миру ли, в келье, то сам, своими глазами, он может видеть только то, что его окружает. Остальные сведения он получает от общения, из средств массовой информации, из книг. Т.е. через какого-то посредника между ним самим и событиями, в которых он лично не участвовал. Эти сведения ВСЕГДА искажены – на них повлияет и настроение, и переосмысление, и личность рассказчика.
Иными словами, историю человечества и жизни отдельных выдающихся людей мы знаем в основном по фантазиям писателей, биографов или бабушек на лавочке. Теперь еще и из бесконечных сериалов, в которых исторические факты присутствуют только лишь в названии. Был ли писатель или биограф объективен, как он сам относился к человеку, любил ли его или ненавидел, завидовал или презирал – все это личное отношение и ложится в основу мировой истории и жизнеописание людей, влиявших на ее событийность.
Если человек выделился на фоне исторических событий из общей людской массы и его деяния заметно повлияли на ход этих событий, то ему пишется «жизнь». Из нее исключается все, что может опорочить героя, в уста вкладываются правильные слова и призывы, которые он, возможно, никогда и не говорил. Поступки его очищаются, их мотивы становятся исключительно благородными и достойными подражания. Все. Герой готов.
Потом приходят другие времена, другие требования — и прежнему герою пишется новая жизнь. И сразу кумир всех народов становится «чудовищем», трусливое ничтожество возвеличивается до святости, предателям и палачам ставят памятники… До следующих новых времен. Ничего страшного – очередной культурный слой! Я иногда представляю себе, как наши далекие потомки, исследуя эти «слои», схватятся за головы. Если, конечно, они у них к тому времени еще останутся, при теперешнем-то стремлении опять залезть на пальмы и оттуда гадить на всех мимо проходящих…
Так и Жития. Они должны показывать человека только с самой лучшей, героической, подвижнической стороны – он пример для подражания и поклонения. Потомки должны гордиться своими отцами, дедами, предками и пращурами, иначе они становятся «иванами непомнящими родства», готовыми прислуживать любому кормящему их чужому «господину». Поэтому жизнь канонизированного человека не просто детально продумывается, но и согласовывается высшими иерархами церкви. И это правильно. Ему молятся, в него верят!
Ну вот, «старый Мазай разболтался в сарае», а ведь Дух Сергия Радонежского уже здесь и ждет продолжения нашего разговора!
….. ///// …..
С.Р. — Когда я впервые «ознакомился» со своими Житиями, то даже возмутился, настолько они далеки от моей прожитой жизни. – не человек, а идол какой-то! А потом согласился, ибо в Житиях нет места грешному человеческому существованию, но они суть пример бескорыстного служения Богу и людям. Даже если эта «жизнь» почти полностью выдумана.
Сейчас я немного расскажу о себе, о братьях моих, о становлении и назначении монастырей и о Куликовской битве. Т.е., о том, что было при моей человеческой жизни. И только после этого поведую о том, что произойдет со всеми вами после вашей кончины. И чем жизнь духа «святого» в Высшем мире отличается от жизни духа простого смертного.
Сергий Радонежский. Моя земная жизнь.
Я родился в очень благополучной семье и был наречен Варфоломеем. Мой отец Кирилл и его двоюродный брат Симеон были людьми сильными и уважаемыми. Наша семья владела многими угодьями в Московском, Ростовском и Литовском княжествах. Главное же богатство давала торговля – каждый год отец с дядькой отправляли большие торговые караваны в Европу. Торговали в основном пушниной, льном, коноплей, древесным углем и селитрой. Из Европы везли ткани, стеклянную посуду и другие хорошо продаваемые товары. Сбывали через собственные лавки в Москве, в Радонеже, Владимире, Пскове и Киеве. Однако такими богатствами и властью, как это описано в Житиях, наша семья не обладала. Отец славился своим умом и решительностью, его часто приглашали к князю на совет, но боярином он не был.
Про мать мне особенно рассказать нечего. Она происходила из богатой семьи и принесла отцу большое приданое. После смерти двух новорожденных дочерей она стала очень набожной и все свободное время проводила в церкви. Она очень боялась отца, хотя он никогда не поднимал на нее руку. В нашей семье с детства был настоящий культ отца, и это заслуга матери.
Как вы уже знаете из моих официальных «Житий», у меня было два брата. Это правда. А дальше все идет совсем не по писанному.
Стефан или Степка-ирод, как его звали матери дружков — ровесников, с малых лет был настоящим предводителем всего окрестного молодняка. Отцу шли постоянные жалобы – то кур утащат, то над девкой подшутят, то уважаемого человека в лужу столкнут. Отец и ругал, и порол его — все без толку.
Петр был красавец. Умница. Образованный. Сам, без наставника, научился читать, изучил иноземные языки, знал все законы и обычаи. Князь уже видел его своим ближником. Вот он мог бы стать боярином!
Себя хвалить как-то не пристойно, но я был хорошим сыном, хотя любое сравнение с братьями было бы не в мою пользу. Стефан был смелым до отчаянности – я не любил драки и старался всегда договариваться миром. Петру легко давалась любая наука – я же научился читать последним из братьев. Зато братья были абсолютно непригодны в нашем торговом деле, а я к 16-и годам уже был настоящим купцом. Отец и дядька полностью доверяли мне переговоры о товарах, все расчеты и выручку от продажи даже не пересчитывали. Отец считал, что именно я продолжу его дело. Потом братьев удачно женили.
Как видите, мы были обычными для того времени мальчишками – жадными до жизни, мечтавшими о будущем, о любви, о подвигах, о славе. И НИКТО из нас даже и не помышлял отказываться от нашего мужского предназначения и уходить в монахи!!! И не ушел бы, если бы сама жизнь не повела нас по этому пути!
Но пришла беда. А беда никогда не приходит одна – она тянет за собой целую вереницу несчастий. Наша мать и жена Стефана угорели в бане. Потом по недосмотру выпал из колыбельки и погиб его сынок. В Ростове кто-то пожег дом и все дядькины лавки. А большой торговый караван, отправленный из Москвы в Великий Новгород, был полностью разграблен. Да и монголы не давали никакого продыха, постоянно нападали большими и мелкими злыми стаями, грабили, убивали, жгли.
Однажды на торгу пришлые купцы обвинили моего отца в подлоге и сильно избили. Он лежал на полу и харкал кровью, правая рука была переломана. Мы даже не смогли переложить его на скамью — на теле не было живого места. Лекарь сказал, что отец больше не кормилец.
У меня почернело в глазах, а Стефан просто взбесился. Вместе с нашими работниками мы, прихватив оружие, бросились на торг. По дороге к нам присоединился Петр с жениной родней и слугами. Какая была битва! Никогда в жизни мне больше не довелось так неистово драться! К нам пришли на помощь все наши знакомые торговцы, а на защиту пришлых выступила княжеская дружина. Когда все закончилось, первое, что я увидел, было мертвое тело брата моего Петра. Умница, красавец, надежда нашего рода погиб в бою как настоящий воин. Об этом я помнил всю жизнь!
А теперь нам предстоял княжеский суд. Мы напали первыми, с оружием на безоружных, и то, что сначала они избили нашего отца, никакого значения не имело. Нас ждало серьезное наказание. Стефану нужно было срочно бежать и спрятаться там, где его точно не найдут. Я отдал ему все свои деньги, одежду и еду на первое время, и мы простились на долгие годы.
Мне тоже было опасно оставаться дома и, оставив отца на попечении овдовевшей жены Петра, я выбрался из города. В Москве меня не ожидало ничего хорошего, и я двинулся во Владимир. Там мне удалось наняться слугой к голландскому купцу. Благодаря Петру я неплохо говорил по-немецки и по-гречески, что очень помогло мне в дальнейших моих мытарствах. Вскоре купец распродал свой товар и вернулся в Голландию. Вместе с ним поехал и я.
Я не буду сейчас рассказывать о своих впечатлениях о Голландии и вообще о странах, в которых мне довелось побывать. С одной стороны — страшная скученность людей и зданий, вонища от льющихся по улицам нечистот, повальная зараженность сифилисом и покрытые гниющими язвами, никогда не мытые тела людей. А с другой стороны — великолепнейшие дворцы и неприступные замки, дивно украшенные каменные храмы, общественные библиотеки, общедоступные школы и лечебницы.
Мне здесь не хватало свежего воздуха и нашего простора, но я вцепился в возможность получить знания. Я узнал, что такое химия и физика, биология и астрономия. Я научился играть в шахматы и строить дома. Я выучил латынь и прочитал произведения великих философов Рима и Греции. Ни о чем таком у нас даже и не слышали. Я считаю, что мне повезло.
Я помогал своему благодетелю зарабатывать деньги и у нас это хорошо получалось. Вскоре он заболел и умер. Я к тому времени уже собирался жениться на его дочери, и мы ожидали рождения нашего первенца. Конечно, всеми своими мыслями я был в Радонеже, беспокоился за отца и брата. Как они там? Душа рвалась на Родину.
Ты спросишь, как я, православный христианин, решился жениться на девушке — католичке? И при этом не изменил своей вере? Скажу. От меня никто этого не требовал. Да и в моей семье только мать была истово верующей православной христианкой. Это потом уже, под грузом наших бед и лишений, мы обратились к Господу и покаялись. Да и не было тогда, при раздробленности, единого понимания и единой ценности православия. В каждом княжестве оно имело свои оттенки и зависело от воззрений правящего князя. А в целом, православие в этот период было смесью христианства и язычества. Это уже митрополит Алексий и я, став игуменом, начали чистить и укреплять веру православную. Так что, моей женитьбе ничего не мешало.
Но Бог не дал мне простого человеческого счастья – моя любимая жена и ребенок умерли во время родов. Родня жены обвинила меня в колдовстве, и я был вынужден снова спасаться. Я не осуждаю их – мои химические и прочие опыты были им не понятны и вызывали большой страх. Они были уверены, что именно я своим колдовством свел в могилу всю семью. Я был чужак, и они жаждали моей смерти.
Я опять остался один. Сначала я хотел сразу вернуться на Родину, но потом, поразмыслив, решил закончить образование и направился во Франкфурт. Там жил мой друг, монах ордена св. Франциска, который так же, как я, увлекался химией.
Не буду описывать, как долго и тяжело я добирался до Франкфурта, как дрался с грабителями, брался за любую работу, даже попрошайничал. Деньги старался не тратить, поэтому ел то, что удавалось найти. В Европе остатки пищи на помойку не выбрасывали – времена были голодные, еды на всех не хватало, за еду убивали.
А знаете, какое самое большое отличие наших русских людей от европейцев того времени? Не догадаетесь! У наших девиц и женщин были богатые, сильные волосы, а женщины, живущие в каменных домах европейских городов, оказались почти поголовно лысыми или с очень плохими, тусклыми и редкими волосами! Про Италию и Испанию сказать не могу – меня туда не заносило. И здоровье! Сифилис на русских землях был большой редкостью. Все позорные болезни занесли к нам европейские купцы.
С моим другом мы надолго засели в подвале его монастыря, где, не видя белого света, продолжали химические опыты. Мы смешивали разные вещества и смотрели на результаты. Наши изобретения я потом передал князю Дмитрию Ивановичу. Они были очень удачно использованы на Куликовом поле и после него.
А мне опять пришлось бежать! Моего друга после лживого доноса арестовали и посадили на цепь в том же самом подвале – он должен был продолжать наши работы. Мне же было приказано под страхом смертной казни немедленно покинуть город. Теперь в Европе меня ничего не держало. Через много лет от братьев-францисканцев, пришедших ко мне, как к игумену, я узнал, что мой друг казнен после обвинения в ереси и колдовстве.
Дорога домой была опасной и трудной. Единственное, что мне помогало, так это моя иноземная одежда – разбойники меня стороной обходили и грабить не решались. Но на подъезде к Москве я все-таки сменил одежду на купеческую, московскую. Стал искать кого-нибудь из знакомых. Меня не узнавали, утверждали, что я давно погиб. Но все-таки я прознал, что отец мой в тот же год преставился, а брат так и сгинул без вести где-то под Радонежем. И я вернулся в Радонеж.
Долго искал я брата, все дремучие леса вокруг облазил. И нашел! В землянке, своими руками вырытой и изнутри шкурами звериными утепленной. Как же я был рад! А он нет. Посчитал Стефан, что несправедливо я с ним поступил – сам жил в довольствии и радости, а брата своего бросил на произвол судьбы. А когда узнал, что его уже давно не ищут по старому делу, так совсем расстроился.
Много дней говорили мы с братом, молились за отца с Петром, за мать, за жен своих несчастных и деток умерших. Говорили и о вине своей перед ними и о грехах своих перед Господом. И там, где произошел этот разговор и где пришло к нам прозрение и понимание, мы решили построить церковь в честь обретения нами Бога.
Церковь Святой Троицы мы построили очень быстро, но долго оставаться в ней Стефан не захотел. Он просто сбежал от меня в Москву – догонять упущенную молодость. Я его не виню.
Я опять остался один. Мне ничего не хотелось – ни видеть людей, ни разговаривать с ними. Меня вдруг перестало интересовать все то земное, что раньше было основой моей жизни. Я стал получать истинное блаженство от очень простых вещей – шелеста травы и шороха прячущейся там мышки, от хождения по молочной утренней росе, от поиска в ночном небе знакомых созвездий, от чистой родниковой воды и ломтя сказочно- вкусного черного хлеба.
И тогда я по- настоящему почувствовал Господа. Не из молитв, не из слов святых старцев, а из живой жизни вокруг. Я вдруг понял ЕГО величие, ЕГО могущество, мудрость и жизнелюбие. И тогда я решил посвятить свою жизнь ЕМУ. Я принял постриг, о чем никогда в жизни не пожалел.
Я – В Житиях написано, что в детстве ты разговаривал с каким-то монахом о грамоте, которую ты никак не мог осилить. Это так?
С.Р. – Да, это правда. Действительно, отец послал меня пасти скот, и я увидел черного монаха, который сидел под деревом и отдыхал. Только просил я его не о том, чтобы, не учась, вдруг стать грамотным, а совсем о другом. Учиться человек обязан своими силами, а не только уповать на Господа! Я просил об исцелении от икоты, которая одолевала меня в самый неподходящий момент. Он посоветовал пить мед с отваром шалфея и молиться.
Я – А медведь? Написано, что он долго жил рядом и слушался тебя?
С.Р. – Мишка? Да, мишка действительно был, но немного не так, как написано. Я сам нашел его в яме с водой, где он захлебывался и громко ревел от страха. Я с большим трудом его вытащил. Осень была, холодно. Зверюга совсем замерз. Пришлось его отогревать и откармливать. Он оказался очень благодарным зверем – жил рядом, защищал меня от другого зверья. Один раз даже лисицу мне принес. Потом ушел в лес.
Я – Обо всем, что ты сейчас рассказал, в «Житиях» даже и не упоминается, а сам твой образ, описанный первым твоим «биографом» Епифанием Премудрым, у современного человека не может вызывать интереса и симпатии. Абсолютно пустой, безликий, выхолощенный. Так ты выглядишь в этих «Житиях».
С.Р. – Да. Но потом стало еще хуже. Посчитай, сколько раз за эти века мою «жизнь» переписывали и переделывали, выдумывая все новые и новые эпизоды и обо мне, и о моих родных. Хотя есть и правда – то, что связано с моей церковной службой. И она даже смягчена – я служил Господу и церкви намного жестче и суровей, чем об этом написано. Я не прощал отхода …даже своему брату.
Я – Стефану? Он ведь не только вернулся к тебе, но и превзошел тебя. Именно его митрополит Алексий приблизил к себе. Тебе это было неприятно? Ты ему завидовал?
С.Р. – Я мог бы добиться самых больших высот и стать митрополитом после Алексия. Но князем Московским был Дмитрий Иванович и я не хотел зависеть от его эмоциональных всплесков. Слишком непредсказуемый был человек. И опасный. Но о нем и Куликовской битве я расскажу отдельно.
Я. – Во всех наших источниках о твоей жизни ты всегда представляешься как человек очень кроткий, никогда не повышающий голос, убеждающий несогласных с тобой только мирными доводами. Ты действительно при жизни был именно таким? Честно скажу, мне такой твой канонический образ непонятен и кажется надуманным, каким-то нереальным.
С.Р. – И ты абсолютно права! Я уже обращал твое внимание на тот неоспоримый факт, что мое жизнеописание подвергалось изменениям неоднократно и в зависимости от требований конкретной эпохи и конкретного правителя. Но времена, в которых я действительно жил, не терпели ни кротости, ни излишнего милосердия, ни сомнений в своем призвании. Я не был кротким и не мог быть кротким – эпоха не позволяла! Если бы я был таким, каким вы меня сейчас рисуете, то не смог бы совершить и сотой части задуманного и сделанного.
Начну с того, что вы меня знаете в основном потому, что я поддержал князя Дмитрия Ивановича в победоносной Куликовской битве. Не будь этого факта и долголетней княжеской милости, моя личность вряд ли была бы для вас настолько значимой, как сейчас.
Все в моем служении Господу давалось с огромным трудом и преодолением козней открытых и скрытых врагов. А их было очень много! Мое влияние и моя близость к Дмитрию Ивановичу вызывали настоящую ненависть, и мне вредили, всячески мешали моим планам, клеветали. Были даже покушения на мою жизнь.
Мог ли я быть тихим и кротким в постоянной войне за свою жизнь и за православную веру? Нет, конечно, нет!!! В своей борьбе за веру я был воином, безжалостным и беспощадным!!!
Личная власть меня никогда не интересовала. Моей главной целью было единое понимание православных канонов на всех русских землях. Вы ошибаетесь, если думаете, что в мое время православие уже полностью победило. К сожалению, каждый князь считал себя «наместником Божьим» и вводил собственные «православные законы» в своих владениях. Часто это была дикая смесь язычества с Ветхим Заветом. Я знаю твое непримиримое отвращение к Ветхому Завету, но к нему нужно правильно относиться как к ИСТОКУ, давшему последующие светлые потоки веры.
Именно по этой причине я и отдавал столько сил строительству новых монастырей-крепостей – это была и военная защита православия, и распространение безусловно единого толкования его по всей Руси. Другого выхода просто не было – не забывай о постоянном давлении католической церкви, которая никогда не отказывалась от жесткого плана подчинить себе наши души, наших князей и наши земли.
Я. – Дааа….Твою жизнь нельзя назвать легкой или, как у нас пишут очередные «современники», осененной крыльями Ангелов. Тяжелой была твоя земная жизнь и, пожалуй, мученической. Ведь такое подвижничество сродни мукам духовным и физическим. Но ты был настоящим русским ВОИНОМ! И я сделаю все возможное, чтобы Россия поняла это и преклонила бы колени пред твоей славой, истинного Защитника, настоящего НАШЕГО святого, который был, есть и будет с нами.
Продолжение следует… P.S. Я старалась максимально приблизить сказанное Духом к современному русскому языку. Надеюсь, у меня это получилось. Предвижу различные упреки по поводу самого рассказа – ведь в официальных «Житиях» св.Сергий представлен только как святой, но я больше доверяю тому, что рассказал о своей человеческой жизни сам Дух св.Сергия Радонежского – ему виднее, как он жил, чего хотел, о чем мечтал. А все остальные «Жития»… Если нет прижизненных сведений, то их не грех и придумать, во благо же самому образу! Конечно, никому тогда и в голову не могло прийти, что из простого мальчишки вырастет настоящий герой, поэтому его молодыми годами никто не интересовался. А уж «сказания» о его матери, которая что-то заранее знала или чувствовала во чреве своем будущего святого…. Ладно, пусть это останется для тех верующих, которые не подвергают сомнению все, что написано церковью. Я же ОБЯЗАНА писать только то, что мне говорят – даже если это идет вразрез со всеми религиями мира.
Всегда с вами, Славина И. Г.
Мой духовный труд для вас – все, что могу.
Москва, Кузьминки, 20.10.22г.