Часть 2. РЕВОЛЮЦИЯ. ЛЕНИН
Теперь вообще о вашем теперешнем отношении к событиям 1917-41гг.
Я категорически не признаю того, что люди, пришедшие тогда к власти, были, как вы нас теперь называете, бандой уголовников! Это неприкрытая, вражеская ложь! Мы, скорее всего, были искренними мечтателями, но не эгоистами, как вы теперь.
Мы все, за редким исключением, вышли из самых низов, из самой беспросветной нищеты. Мы видели не в кино, а вокруг, в своих семьях ту кромешную жизнь, которая была тогда у народа. И не только у рабочих в городах. Везде! Понимаете – везде!! Вы хлебнули такой жизни в конце 20-го века, когда ни денег, ни еды, ни работы. Понравилось?! Но у вас такое положение продолжалось совсем недолго, а мы так жили веками. И лучше не становилось. А потом еще и война. Сначала одна, потом другая.
Вы обвиняете нас, что мы пришли к власти не законно, захватили власть. Но когда кругом все рушится, идет никому не нужная война, нет действующих законов вообще, народ готов убивать всех подряд, а «законная власть» занимается пустой болтовней и дележом должностей, кто-то ведь должен взять на себя труд реального управления государством? Власть валялась на земле, и мы ее просто подняли! И не отдали.
Главная задача наша на первый период — действительно сделать так, чтобы народ получил хотя бы малую толику богатств, которые нажиты неправедным трудом, чтобы он хоть чуть-чуть отдохнул от дикой нищеты. Да, отобрать! Да, поделить! Потом-то стало ясно, что такой подход никуда не годится, и, отбирая у одних паразитов, мы просто — напросто обогащали других — спекулянтов, жуликов, воров. Ведь у нас не было никакого опыта! И, как оказалось, мы плохо знали людскую натуру. Но никто не смог бы сказать нам, что, разрушив старый режим, мы бросились наживаться или создавать себе особые условия жизни. Кто из вас может кинуть в Ленина или в меня камень?!
Мы прекрасно отдавали себе отчет, что из-за войны разрушено все, нет никаких работающих фабрик и заводов, нет продовольствия, и никто ничего не производит. И для того, чтобы начать восстановление, необходимо дать стране передышку. Но началась гражданская война, и о передышке пришлось забыть на долгие годы.
НЭП стал спасением, но и проклятием одновременно. Вы вот, чистенькие и сытенькие, можете себе представить отчаяние честного трудового человека, сражавшегося за новую жизнь, а получившего издевательства жирных, с наглыми мордами, спекулянтов и перекупщиков, в открытую смеявшихся над ним и его боевыми ранами? Разве о таком будущем он мечтал? Вам не понять – у вас вообще все понятия перевернулись с ног на голову.
Сколько жалоб мы получали, сколько требований…Но надо было терпеть, чтобы экономика хоть как-то оживилась. А вот потом!.. А ведь вам, потомки, больше всего не нравится это наше «потом»! Вам кажется, что если бы мы не отменили НЭП, то страна стала бы богатой и счастливой. Ошибаетесь. Было бы то же самое, но на более низком культурном уровне, а власть действительно осталась бы у разбогатевших уголовных элементов, а кто бы стал работать и где? Да вы это и сами видели – у себя. Поэтому не судите нас – у вас был наш опыт, а у нас не было никакого.
Когда меня познакомили с Лениным, я был по-настоящему потрясен. Такого колоссального объема знаний, такой мгновенной и острой реакции я не встречал ни в одном человеке. Это был безусловный вождь! И мы все склоняли пред ним головы. Но потом стал проявлять свою сущность Троцкий. Тоже лидер, но как бы с другого бока. И пока мы окончательно не избавились от Троцкого, никому жизни не было. И нормальной работы тоже.
Вы вот меня изображаете тираном и диктатором. На деле же настоящим тираном был Троцкий – он вообще не терпел никаких возражений. Вы даже себе представить не можете, что такое совещание с Троцким во главе – он орал, перебивал, оскорблял и обзывал всех такими словами, что цивилизованным человеком назвать его было невозможно!
Пока был жив Ленин, я просто молчал. И не было у меня никаких хитрых замыслов, которые мне сейчас приписывают. Я просто работал, часто по 20часов в сутки. Мне и в голову не приходило, что я когда-нибудь стану «вождем» — не было у меня таких планов, не бы-ло! Но когда твоя жизнь фактически висит на волоске, и уже открыто говорят, что тебе конец, ты невольно начинаешь искать выходы из положения. Так и получилось со мной.
Вы уверены, что Троцкого убили по моему приказу. Это неправда – я приказывал любым способом привезти Троцкого в Москву, но живого! Мы планировали судить его за все преступления, а их было так много, что и расстрел для него слишком мягкое наказание. Но суд, обязательно открытый суд! А убийство- это лишняя грязь на моем имени, и она, похоже, не смоется уже никогда. Вы же так любите эффектную ложь, а правда всегда скучнее.
Как я уже говорил, Ленин долгое время был для меня Богом. Я не преувеличиваю! Все изменилось после покушения Каплан. До этого было несколько покушений, но они никогда не наносили Ленину вреда, и он уверился в своей неуязвимости. Каплан же действительно его ранила и он видел ее глаза. То, что и в него могут стрелять и его могут убить, настолько потрясло Ленина, что он очень долго просто не мог прийти в себя. После выздоровления он в моем присутствии с каким-то детским, обиженным выражением лица тоненьким голоском ныл: «В меня нельзя стрелять! Меня нельзя убивать! В меня нельзя стрелять…» и так по нескольку раз. Думаю, что после этого он и стал сходить с ума. И тут я понял, что он слабак, не мужчина, а тряпка! И я перестал его уважать. Кстати, рана была менее серьезная, чем о ней писали врачи и газеты – нам было необходимо возбудить в народе ненависть и страх за свое будущее, если вождя убьют враги.
Красный террор – это исключительно ленинское изобретение. Более того, это его месть за тот оглушительный ужас, который он получил и который он не смог скрыть. А мстительным Ленин был всегда – он не прощал даже мелкие обиды, помнил их и через много лет.
Сейчас уже можно об этом говорить — времени прошло много, да и мы все давно ушли из мира живых. Первую, но самую страшную обиду ему нанесла его мать. Она его не любила. Потом-то в разных воспоминаниях она выглядит просто святой матерью, отважно борющейся за своих детей. Но это не так. Первый ее сын, тот самый казненный Александр, был в их семье настоящим изгоем. Практически после рождения мать пыталась избавиться от него, сбросив с обрыва в реку. Сам Ленин был уверен, что Саша сын известного террориста Каракозова, который некоторое время был близок с матерью. Так это или нет, я не могу судить, но Ленин всегда говорил о брате с ненавистью. Хотя на людях восхвалял его подвиг и клялся за него отомстить. Думаю, он считал брата виновным в своих собственных неудачах и неприятностях – у брата казненного террориста хорошей карьеры быть не могло. Кстати, когда он предлагал создать специальные лагеря для тех, кто захочет вернуться из эмиграции, он особенно подчеркивал необходимость строгой проверки всех родственников, как возвращающихся, так и оставшихся в России.
Так же на его жизнь в самом худшем смысле этого слова повлияло знакомство с Крупской. Она влюбилась в него сразу и намертво, как влюбляется в свою жертву клещ. Эта серая, скучная, с выпученными жабьими глазами тетка (а молодой она не была никогда) всегда поражала нас своей непроходимой глупостью и настырностью – она сразу взяла Ильича «под свое крыло» и начала контролировать все его шаги. Сначала он только смеялся, а потом она стала ему полезна, и он смирился. Она могла терпеть что угодно и сколько угодно, но всегда добивалась своей цели. Женских страстей или увлечений Крупская не знала и не допускала. Единственной страстью в ее жизни был Ленин – ради него она пошла бы и на смерть.
Ссылка в Шушенское сначала была для Ленина счастливейшей порой. Он там много и плодотворно работал, думал, писал. Но главное – он там влюбился! Когда он рассказывал о своей любви, то у него до самой смерти на глазах появлялись слезы. Это была совсем простая и очень молоденькая девушка из обслуги. Насколько я понял, неграмотная. И он учил ее грамоте. И он любил ее. Пока не появилась эта мегера Надюшка, которая ухитрялась портить любое счастье. Уже после ссылки Ленин узнал, что в Шушенском у него родился ребенок, но узнал-то он это уже за границей – Крупская решила не ставить его в известность о такой мелочи. Сюжет, как в дамских романах! После революции, я знаю точно, он пытался отыскать хотя бы ребенка, но, похоже, ничего из этого не вышло. Вот я и думаю, а не приложила ли и тут свою «нежную» ручку Надежда Константиновна?
Еще в Шушенском она переболела какой-то странной женской болезнью, из-за чего уже никогда не могла иметь детей. Наверное, поэтому она и стала писать книги о том, в чем ничего не понимала – о детях. Но почему-то мне всегда казалось, что она их терпеть не может.
Возмущаетесь, что я так зло говорю о ней? Мы все ее ненавидели! Она лезла везде, всем мешала работать, подслушивала, доносила, всех учила жить, всем делала замечания, и от нее всегда очень дурно пахло гнилой селедкой. Поэтому мы всегда знали, что Крупская где-то рядом. Возможно, что из-за этого и Ленин отказывался спать с ней в одной комнате.
Ленин действительно любил Инессу, он очень дорожил ею – она была для него тот самый «луч» в его браке с Крупской. Она была умной, веселой, с большим чувством юмора. Был момент, когда Ленин серьезно подумывал связать с ней свою жизнь. Я тоже считаю, что они очень подходили друг другу, но, выпучив глаза, ко мне тогда влетела Крупская и долго рыдала о моральном облике вождя пролетариата, который не может разводом давать народу дурной пример. И ее поддержали другие члены ЦК.
Когда Ленин впал в младенчество, он ничего уже не понимал вокруг – сидел, пускал изо рта пузыри и хихикал, тогда и наступил «звездный час» Крупской. Хочу отдать ей должное – как сиделка она выше всех похвал! Она часами сидела возле него, вытирала ему слюни, кормила с ложечки, что-то тихо говорила — всем бы нам такое участие перед смертью! Но в ней проснулся и страх – она поняла, что с кончиной мужа закончится и ее власть, и положение ее резко изменится. И она начала давить на нас. Пока Ленин еще был жив, она скандалами пыталась упрочить свое влияние в партии. И мы решили, что пусть продолжает заниматься теорией воспитания детей. Даже дали ей в помощь хороших специалистов, чтобы у ее «произведений» был хотя бы внешне научный вид.
Почему я уделил ей столько внимания? Да потому, что она и Ленин, к сожалению, неразделимы. Но как бы ему повезло, если бы он никогда ее не встречал! Я знаю, что в ваших учебниках Крупская представляется как «соратник и верная жена», большая любовь и опора Ленина. Я понимаю, что это вы пишите не о ней, а о самом Ленине. И правильно. Зачем кому-то знать, что и вождь может быть очень несчастным человеком.
Потом мы еще некоторое время держали ее рядом – она должна была рассказывать только самое хорошее, самое доброе, что она и делала. И все-таки она еще раз попыталась возомнить себя фигурой, и тогда я пообещал найти Ленину другую вдову. Она меня поняла правильно, и с тех пор мы с Крупской лично почти не встречались.
Есть еще одна глупая версия, которую вы сами и выдумали – будто я, чтобы удержать свою власть и не дать Ленину сместить меня с моих должностей, запретил всем, даже высшему руководству партии, приходить к больному Ленину и рассказывать о положении дел в партии и в стране.
Да, я действительно ограничил общение с Лениным, но почему? Да чтобы как можно меньше людей видели его в таком унизительном состоянии – никто не мог гарантировать, что разговор вдруг не прервется какой-нибудь идиотской выходкой, а это было не раз! Нельзя было допустить, чтобы слухи о таком вожде просочились бы в народ. Никаких решений в то время он уже не принимал, а когда наступало просветление, то вспоминал свое детство, гимназию, университет. Иногда он диктовал письма в ЦК, но я подозреваю, что Крупская многое сочиняла от себя — это видно даже по стилю. Что касается моей власти, то уже тогда ей ничего не угрожало – я тащил на себе кучу всяких обязанностей, а рядом почему-то не было никого, кто захотел бы взять на себя хотя бы часть их.
Некоторые ваши «историки» утверждают, что я отравил Ленина. Надо же было такое придумать! Мне все больше кажется, что эти люди в своих «исследованиях» пишут не о том, что могут доказать, а том, что сами мечтают сделать. И уж, конечно, не в отношении Ленина. Этим историкам не следовало бы свои, личные, пристрастия выдавать за истину!
Да, в последнее время уважения между нами не было, но оставалось согласие. Я тогда узнал некоторые факты из его биографии, которые он скрыл от членов ЦК и соратников. Но, как я уже говорил, Ленин был очень болен и его мнение уже никого не интересовало. Мы в ЦК понимали, что теперь все тяготы принятия решений лягут на наши плечи, и в первую очередь на мои. Помочь Ленину было уже невозможно, и мы просто наблюдали, как он умирал. Никто не жалел – он был уже лишним, а нам предстояло еще долго исправлять его «фантазии».
Ленин не был «природным революционером» в том смысле, что не осознавал конечного смысла революции. Это и понятно – происходя из высокопоставленной дворянской семьи, разве он мог постичь всю глубину ненависти к несправедливости жизни, которая одним почему-то дает благ больше, чем они могут проглотить, а другим не дает даже ежедневного куска хлеба. Он не знал голода и отчаяния, и революция была его игрой, где он долго оставался главной фигурой.
Он постоянно витал в облаках. И совершенно не учитывал природу человека. Он был уверен, что достаточно подписать указ, как можно считать его уже выполненным, и не желал даже слушать о том, что для выполнения требуются время и людские ресурсы. И очень часто отдавал приказы, которые приходилось исполнять очень большой кровью, хотя всегда были и другие пути решения. Жизнь человека, кроме его собственной, не имела для него никакой ценности. Поэтому все его произведения, которые он писал в качестве наставлений и указаний к действиям, переполнены кровью.
Он любил проливать кровь, он любил показывать свою власть, он любил мстить. Достаточно почитать его труды, чтобы согласиться с моим мнением. Я крови не хотел. Но я очень хотел поднять страну из руин, сделать ее могущественной, а народ сытым. И я это сделал, пусть даже большой кровью.
(продолжение следует)